Загадка дюжины камней

Алмазоделательная горячка, охватившая в XIX столетии многих ученых, не миновала и минералога Хэннея. Он рассуждал примерно так: алмаз образуется из углеродсодержа-щих веществ в результате взаимодействия высокой температуры и огромного давления, но при этом углерод сначала растворился в расплавленном металле, а затем вследствие резкого сжатия кристаллизовался в алмаз А коли так, то достаточно воспроизвести искусственно точно такие же условия, и проблема синтеза алмаза будет решена.

Опыты Хэннея длились с 1878 по 1880 год, т. е. лет за пятнадцать до опытов Муассана. В качестве исходного сырья Хэнней решил использовать парафин, костяное масло и металлический литий. Ученый составлял смесь из 90 весовых частей парафина, 10 частей костяного масла и 4 частей лития. Чем руководствовался Хэнней, остановив свой выбор именно на этих материалах?

Парафин и костяное масло, — считал ученый, — вещества, весьма богатые углеродом. При нагревании парафин и масло начнут разлагаться с выделением углерода, который тут же станет поглощаться расплавленным металлом литием. Таким образом Хэнней намеревался устроить своеобразную «мышеловку» для углерода.

Хэнней распорядился приготовить из лучшего сварочного железа полуметровую массивную трубу десяти сантиметров в поперечнике. Толщина стенки трубы превосходила четыре сантиметра. Для большей крепости трубу снаружи стянули тремя стальными кольцами. Получился этакий орудийный ствол. Один конец трубы наглухо закрыли прочной крышкой на резьбе.

Хэнней набил трубу смесью на три четверти объема, затем передал кузнецу, чтобы тот заварил в горне открытый конец (другой сварки в то время не знали). Операция требовала от кузнеца особого умения и сноровки: при заварке из трубы не должна была потеряться ни единая крупинка смеси.

Заваренную кузнецом трубу Хэнней поместил в отражательную печь и нагрел до темно-красного каления, выдерживая трубу при этой температуре целых 14 часов. Ученому потребовалось заказать 80 труб, потому что 77 разорвались во время нагревания; лишь три трубы устояли.

Раскаленные трубы Хэнней резко охлаждал в ледяной воде. В результате этого углерод должен был, по мнению ученого, кристаллизоваться в алмаз. Остывшую трубу Хэнней осторожно распилил, извлек из нее спекшийся брикет и прокипятил его в концентрированной соляной кислоте.

Полученный раствор был тщательно процежен сквозь тонкий фильтр.

И вот после этих процедур на фильтровальной бумаге остались двенадцать сверкающих кристалликов. Каждый из них был не больше просяного зернышка и весил примерно 1/13 долю карата. Кристаллики отлично царапали и резали стекло, не растворялись ни в каких кислотах.

Результаты своих довольно опасных опытов (при каждом взрыве трубы ученый мог серьезно пострадать и даже погибнуть) Хэнней опубликовал в 1880 году. Однако мало кто хотел верить напечатанному. Лишь один ученый, друг Хэннея — профессор минералогии Оксфордского колледжа Стори-Мэскелин поддержал Хэннея. Но одинокий голос профессора потонул в хоре недоверчивых голосов.

В конце концов Хэннею надоело возиться с камнями-загадками, и он сунул их в дальний ящик своего стола.

После смерти Хэннея профессор Стори-Мэскелин разобрал бумаги и коллекции своего друга и  перенес дюжину камней в Британский музей для хранения. Профессор поместил их в застекленную витрину, на темный бархат и снабдил строгой этикеткой: «Искусственные алмазы Хэннея».

Загадка дюжины камней переселилась под тихие своды Британского музея.

Камни проспали на своей бархатной подушке более 60 лет. В 1943 году английские ученые Баннистер и Лонсдейл заинтересовались таинственной историей кристаллов, и решили выяснить, что же они собой представляют. В распоряжении ученых имелось для проверки бесспорное и верное средство — рентгеновские лучи. Напомним, что алмаз, будучи подвергнут воздействию лучей Рентгена, дает рентгенограммы с узорами, свойственными только этому драгоценному камню.

Один за другим брали Баннистер и Лонсдейл из музейной витрины хэннеевские камушки и изучали их с помощью рентгенограмм. Одиннадцать камней были без всякого сомнения настоящими алмазами. И только один оказался стекляшкой.

Сообщение ученых о результате проверки вызвало настоящую сенсацию. Шутка ли сказать, искусственные алмазы! Мало того, если Хэнней с его несовершенным лабораторным оборудованием сумел семьдесят лет назад получить почти дюжину синтетических алмазов, то почему бы не попытаться сделать то же самое теперь, в первоклассно оснащенной лаборатории?
Баннистер и Лонсдейл заболели форменной «алмазной горячкой». Они начали ставить опыт за опытом. Нет, ученые не пожелали воспользоваться современными лабораторными условиями. Опыты должны происходить только так, как у Хзннея, по его рецептуре (благо ученый оставил самые подробные описания). В противном случае они сулят лишь неудачу.

Баннистер и Лонсдейл засели за изучение бумаг покойного глазговского минералога. И вот приготовлены точно такие же трубы из сварочного железа. Трубы заполнены на три четверти объема парафином, костяным маслом и металлическим литием. Кузнец заварил концы труб. Воссоздана старинная отражательная печь. Температура в ней поддерживается с точностью до градуса. . . Никаких отступлений от описаний Хэннея!

Но несмотря на все старания, Баннистер и Лонсдейл алмазов не получили. Бесполезные опыты были прекращены. Камни Хэннея снова уложены спать на свои бархатные подушки. И вместе с ними спит глубоким сном так и не раскрытая до сих пор тайна дюжины крохотных камней, снабженных строгой музейной этикеткой: «Искусственные алмазы Хэннея».

Операция заварки требовала от кузнеца особой сноровки